Я смотрел в глаза жеребца, не отрываясь. Я не знал, что хотел увидеть там. Не знал, зачем вообще вмешался в дела лошади и персонала. Конечно, они не могут принять решения об усыплении без моего ведома, но почему мне внезапно так стало это интересно? Волновала ли меня его судьба? Подумав, смогу ответить честно - что нет. Я мог бы продать его, хотя бы как производителя и он бы провел в табуне весь остаток жизни. Наверное, так для него было бы лучше? Но в прошлом он был неплохим спортсменом, я бы даже рискнул сказать очень неплохим. Было жаль, губить такой потенциал. Только что же с ним произошло, что он стал таким агрессивным. Перебирая в уме его досье я не припоминал там каких-то трагичных событий. Хотя бумаги составляют люди, а люди могут лгать. Сейчас он смотрел на меня с ненавистью, гневно раздувая ноздри и сузив глаза. Его ненависть не была направлена именно в мой адрес - вовсе нет. Скорее в адрес всех людей без исключения. Он поднял левую заднюю в предупреждающей позе, но я не отреагировал на такую угрозу, продолжая стоять возле решетки и не собираясь играть по его правилам.
Вик, вот зачем ты ввязался в это?
Я следил взглядом за жеребцом, думая о том, что он вообще может затевать. Что творится в его голове? Порой казалось, что умей люди и лошади разговаривать между собой, было бы гораздо проще. Тогда вообще не было бы никаких конфликтов. Раньше, когда моя спортивная карьера шла в гору я любил лошадей, подобных белоснежной Баронесс с частной конюшни. Лошадь, которая четко знала свое дело и свои обязанности. Лошадь, которую можно было разбудить ночью, посадить на нее заядлого алкоголика, послать на манеж и она будет прыгать. Лошадь, которая в любой момент своей жизни готова добиться победы. С такими получался плодотворный союз на фоне работы - стоило лишь сопоставить интересы к победе. Я всегда выбирал себе только таких. Лошади как Танцор... Я никогда не понимал их. Зачем изо дня в день бунтовать, доказывая что-то непонятно кому и для чего. В итоге такие бунтари оказывались под иглой эвтаназии, а в некоторых варварских конюшнях уходили даже под нож. Некоторых в порыве злости стреляли - даже конюха, некоторых оставляли без воды и еды на жаре, в угоду своей мести. Система полностью подвластна людям, и одна лошадь никогда не сможет ничего изменить. На смену ей придут сотни других - более покладистых, более ласковых, более лучших. Чемпионы сменяли друг друга чаще, чем луна сменяет солнце и это тоже не в силах были изменить лошади. Все, что им оставалось это подчиниться. Или умереть.
Много позже, когда спорт для меня был потерян, когда я открыл свое дело и свой "идеальный мир", то к таким лошадям я стал присматриваться внимательнее. Иногда я видел, как любовь определенного человека творит с ними чудеса. Я наблюдал за историей выловленной с дикой природы серой кобылы и молодого голубоглазого итальянца, который день за днем показывал и доказывал кобыле, что жизнь с ним может быть ничуть не хуже, чем вольные пенаты. Да у него ушло на это больше года, да были и травмы и падения, но в конце концов сейчас это отличный тандем - как в жизни так и в спорте. Или история огромного вороного фриза, которого все боялись, которого держали в закрытом деннике и которого гулять выводили четверо мужчин. И как однажды к нему в денник зашла хрупкая девочка, не побоявшись ничего. И как этот жеребец день за днем доказывал ей, что она не зря в него поверила. Что не зря дала ему шанс. Конечно, таких историй было не много. Далеко не у всех хватает сил и терпения на подобные поступки. Не каждый готов был рисковать своей шеей ради лошади. Ведь всегда проще купить другую - обученную и покладистую. Так думал и я. И продолжал думать, отчасти даже сейчас.
Чего же ты хочешь?
Мысленно спрашивал я у жеребца. Но конечно, я не получил бы ответа. Жеребец гневно загоготал, смотря прямо на меня. Ничего кроме злобы, я сейчас не видел в его глазах. Внутренний голос убеждал меня оставить все как есть. Отправить его куда подальше, не думать больше обо всем этом. Но с другой стороны что-то еле слышное, в самой глубине моего сердца убеждало меня не рубить с плеча. Убеждало дать шанс и попробовать. Не сдаваться и побороться - хотя бы немного. Я тяжело вздохнул, после чего обернулся к жеребцу, глядя на него слишком пристально, слишком внимательно. Я размышлял над тем, что мне сейчас сделать с ним, но решение пришло само собой.
- Жеребца сегодня кормили?
Тихо спросил я конюха, получая отрицательный ответ. Тот оправдался тем, что они попросту боялись заходить в денник, но я прервал его монолог вскинутой рукой.
- Принеси мне пол ведра овса, оставь и уходи.
Мальчишка поспешил выполнить мои указания и быстро ретировался на улицу, а я же остался с вороным один на один. Еще раз смерив его пристальным взглядом я взял ведро в руки, а затем открыл дверь денника, замирая на пороге. Конечно я не был самоубийцей и реши конь бросится на меня, я успел бы закрыть дверь, но сейчас мне нужно было понять, чего ждать от него. Прощупать границы его поведения. озлобленная лошадь это одно, а лошадь желающая убить человека - совсем другое. В первом случае можно было надеяться на какую-то дальнейшую работу, а во втором следовало немедленно списать жеребца. Я внимательно наблюдал за ним, за тем, как он низко наклонил голову к земле, жадно и гневно раздувая ноздри. Сейчас я находился на пороге его и своей территории и раз он не нападал первым, значит не стремился уничтожить меня, а лишь хотел прогнать из своего пространства.
- Хорошо.
Тихо сказал я, после чего протянул руку с ведром в сторону, высыпая овес в кормушку и при этом не делая ни шага внутрь. Сейчас мне нужно было, чтобы конь уяснил три вещи. Первая - он не сможет причинить мне боль, и его укусы, как бы он ни старался ни к чему не приведут. Вторая - я не собираюсь физически наказывать его за какие-либо проступки. И третья - я тот человек, который будет приходить к нему, кормить его и следить за ним. Нужно было время, чтобы знакомство уложилось в голове жеребца, так что я сделал шаг назад, покидая денник и закрывая его.
- До завтра, Танцор.
Тихо сказал я, ставя ведро на место и удаляясь, в сторону выхода из конюшни.