Серый мирно жевал сено, щурясь от ярого утреннего солнца. Какие-то странные порядки на этой конюшне были. Вчера его привезли, выгрузили, разместили в просторном и чистом деннике и досыта накормили. А сегодня с утра всем раздавали сытную, ароматную кашу, а его денник обошли стороной. Обиженный жеребец отвернул морду от конюха, когда тот попытался его погладить.
- Раз не кормишь, то нечего и руки распускать.
Пробубнил яблочный, сердито топая ногой. Он хотел есть и был из-за этого не в самом лучшем расположении духа. Впрочем,, есть он хотел всегда. Решив отомстить конюхам он захрипел и подогнув ноги увалился на опилки. И понеслась душа по кочкам. Он катался и валялся в опилках как заправский поросенок, и казалось на его теле не осталось ни одного чистого места. В довершении всего этого, он еще и сунул свою тяжелую башку прямо в рептух, отчего сено надолго (как он надеялся) поселилось в его гриве. Посчитав норму выполненной, а конюхов достаточно наказанными он снова поднялся на ноги и деловито высунул соломенную морду в проход, вдыхая доселе незнакомые запахи. Эта конюшня ему определенно нравилась - просторно, светло, чисто и лошади тут более-менее адекватные. Правда по сравнению с ним какие-то мелковатые, в большинстве своем. Они поглядывали на него с некоторым уважением. Эхх, куда уж им понять весь размах русского графа, который много лет назад изобрел такую удивительную породу. А Сабантуй был ее отличным представителем - настоящий старотипный орловец. Высокий круп, короткая спина, длинные ноги и конечно-же огромная шея со знатным гребнем. А рост 180 сантиметров в холке и вовсе делал этого точеного жеребца настоящим гигантом.

Он лениво свистнул какой-то кобылке и хлестнул себя хвостом по бокам.
Нет, все таки странные тут кобылы. Практически не одна из этих точеных малюток, что дышут ему в грудак (это он так арабок обласкал да) не выдержат на себе и части его веса. То-ли дело кобылы на его родине - крупные, рослые мускулистые, будто-бы сошедшие с плакатов "образец породы", который висел в его прежнем доме. А еще жеребцу помимо кобыл не нравился здешний климат. Ну что такое-то, на дворе зима, а снегопада нет и солнце светит, а на улице сыро, как бывает у него дома лишь в середине осени. Серый хрюкнул, а затем лениво зевнул, высунув язык. Вот интересно - для чего его сюда привезли? Что он тут делать будет? Непонятно. Баунти собрался-было снова задремать, как услышал звуки открывающейся двери и решил поглазеть - кто это зашел в гости с утра пораньше?
По конюшне ходила девушка - настолько темная и какая-то резковатая, словно была всполошенной птичкой, залетевшей сюда нежданно негаданно. Хотя, может так только казалось? Серый чихнул, когда охапка опилок с челки упала ему на нос и облизнулся, почувствовав на языке привкус древесины.
Гадость какая.
Девушка шла мимо других лошадей, а потому устав наблюдать за ней Баунти снова вернулся к своей кормушке и принялся ее вылизывать. Вот интересно - он и вправду надеялся, что там магическим образом вдруг появится еда? За этим занятием серый и не заметил, что девушка остановилась у двери его денника. Скосив на нее лиловый глаз он хрюкнул и лениво отвернул морду в сторону, мол не трогай меня - плебейка.
- Ну и чего тебе надо?
Лениво профыркал жеребец. Хотя, впрочем вдруг она моркови принесла. А за это можно и уделить ей немного внимания. Вдруг она его еще и накормит? Из ее слов он практически ничего не понимал - язык был ломанный и незнакомый. Но голос был не злым, интонации спокойные, а значит и вдумываться в то, что она там лопочет было необязательно. Пара горстей опилок с его лба упала на нос и он снова чихнул, но на этот раз в сторону брюнетки, забрызгав девушку соплями и слюнями, а затем лениво причмокнул, хитро посмеиваясь. Ну что, нравится?

Единственное, что я разобрал из ее речи было слова Ода. Это ее видимо звали так. Я повел ухом в ее сторону, мол все понял.
- Ода так Ода. Мне в принципе по барабану.
В моей жизни было уже столько Петь, Вась, Бабочек и прочих-прочих-прочих, что запоминать их всех не было возможности. Да и смысла тоже. Я переступил с ноги на ногу, почувствовав, как соломинка прилипла к задней ноге. Прижав уши я обозлился на нее и со всей силы лягнул ногой по стенке денника, отчего кобыла по соседству вздрогнула и гулко заржала, призывая меня к порядку. В ответ я окрысился и загоготал, во всю мощь своих легких. И только после этого, вновь посмотрел на девицу.
- Ну и что тебе надо от меня, Одушка? По душу мою пришла, буржуйка окаянная?
Я фыркнул, облизнув губу. Вот и чего они ходят ко мне? На ипподроме со мной всегда мужчины работали. Крепкие, сильные, которые могли меня в руках удержать. А как меня эти иностранцы выкупили и стали мотылять по Европе - так все девок ко мне посылают. А девки то - смотреть тошно. Вот уж действительно еле еле душа в теле. Тоненькие, хрупенькие, так и боишься на них дунуть ненароком, а они и сломаются. Работала со мной в Шотландии такая бабочка - летала по моей спине, как настоящий мотылек. Даже разгоняться боялся - сдует. И эта тоже - худосочная, как котенок. И где они таких находят то? Тут не то что коня на скаку не остановит, у нее от кошки то руки отвалятся.
- Девочка, иди поищи себе пони пожалуйста, а меня оставь в покое я занят. Я думы думаю.
Но она не уходила, а еще и открыла дверь моего денника. Я вскинул голову, глядя на нее с высоты своего исполинского роста. Они глухие чтоли тут все? Или по лошадиному не понимают? Я боднул ее мордой, выпихивая прочь из денника.
- Давай, иди отсюда. Не мешай мне женщина.
Но девушка оказалась настырной и не уходила. А потом и вовсе решила меня подкупить. В мою кормушку упали три огромных, сочных яблока. Я подозрительно посмотрел на них, потом на девушку, потом снова на них.
- Подкупаешь, шельма?
Я фыркнул, а потом отвернулся и принялся поглощать угощения. Сочные, спелые, сладкие - рот мой наполнился слюной и яблочным соком. Я хитро прищурился, дожевывая последнее яблоко и подошел к девушке. И вот у нее наготове еще одно яблочко - боится она меня чтоли? Это зря, я смирный. Слизнув яблоко с ладони девушки я смачно его разжевал, даже не обмазывая ее слюнями в благодарность. Раз уж угостила, то не буду совсем свиньей. Я облизал нос с губами и вновь уставился на девушку.
- Все покормила? Яблок больше нет? Тогда шлепай.
Я демонстративно отвернулся, уйдя вглубь денника. Она там еще что то лопотала, но я разобрал только слово гулять. Гулять это хорошо - гулять это мне нравилось. Мне такому большому, было слишком тесно в деннике. Я повел ухом в ее сторону, а потом все таки подошел, опуская голову, чтобы она могла одеть недоуздок.
- Давай только быстрее, я тебе тут вечно кланяться не буду.

Вот знаете, это уже становилось совсем не смешно. Месяц назад появилась тут значит девочка, вся такая струночка и лапочка, кормила яблоками, чистила шкуру, терпела мои закидоны. И стоило один раз в полях маховой рысью пройти, да трензелечек закусить, как сразу нам не понравилось, сразу все не так. И бросить меня потом надо было - обязательно. И вот самое паршивое было переходить из просторного денника частной конюшни, в денник поменьше и стоять в окружении всяких вобл да селедок. А в частной конюшне я мог часами любоваться на свою любимую, чья рыжая шкура отливала золотом. И снова меня от нее уводили. Я недовольно фыркал и бил свои бока хвостом, остервенело разгрызая двери в свое деннике. Снова со мной никто не будет гулять, улицу я буду видеть только в леваде и через окошко, и конечно не дождусь яблок или моркови. Что за жизнь? Я был так раздосадован, что постепенно мой характер становился на редкость сварливым. Я мог даже из вредности зажать в деннике конюха, с требованиями выпустить меня наконец в леваду и не выпускал его, пока тот не понимал, что мне нужно. Конечно я никого не калечил и ни на кого не кидался, я же не такой дурной, как тот злобный игреневый, что на решетках зубами виснет. Но и доброй смирной лошадкой я не был. Больше меня здесь был разве что тинкер, да липицианец - мы были замечательным трио гигантов. Правда вот липициан ни с кем не общался, а тинкер был больше занят уничтожением собственного денника и доведения конюхов до белого каления, нежели общением. Вот и страдал я в горном одиночестве, подняв голову к окну.
Сижу за решеткой в темнице сырой,
Вскормленный в неволе орел молодой...
Ох, милая сердцу моему русская речь - смогу ли услышать я тебя снова? Врядли. Я всегда с тоской вспоминал свою родину. Россия. Широкие полосы изумрудных лесов. Дивные, неповторимые рощи - березовые, сосновые, дубовые, где начиная с ранней весны можно услышать могучий свист ветра, гуляющего среди ветвей, пронзающих небо. Березы - хохотушки будто играясь, скидывают золотистые сережки, которые потом малые дети вплетают в гривы любимым коням. Леса, где по запутанным, покрытым мхом тропинкам несутся могучие орловские рысаки, и топот их неподкованных копыт разносится по округе. Где каждое дерево, каждый кустик обладает особой - неповторимой волей к жизни и тянется, тянется, будто грозясь разорвать ветвями небо...А какое там небо....Чище самого отполированного алмаза, ярче самой отшлифованной бирюзы, а облака - кажутся мягкими и воздушными, словно морская пена...Поля, которым нет конца и края и кажется, что если пустишь коня галопом, то скоро достигнешь горизонта. Где летом, на вольных хлебах, вблизи Хреновского конезавода гуляют табунами величавые и прекрасные орловские скакуны. Ветер, казалось бы живет в их гривах и дает силы и скорости тугим, тонким ногам. Подтянутое тело, тугая, красиво выгнутая шея и глаза, которые казалось бы украли свой насыщенно - черный, бархатный цвет у теплых летних ночей. Орловцы - не лошади, это воплощение грации, изящества, силы и неподдельной, неповторимой красоты. Они унаследовали свой ясный ум и лебединое изящество у арабов, а силу и мужество позаимствовали у лучших терских скакунов. И нет на свете лошади прекраснее, чем орловский рысак. Там, среди лесов и дубрав, под защитной тенью могучих, уральских гор стоит и века еще будет стоять родной конезавод, с его широкими, просторными левадами в глубине леса, где летом всегда стоит прохлада и незабываемый запах березового сока, который можно пить и пить, слушая бесконечный хохот шепчущихся берез. Там, если спуститься по склону, то увидишь могучий, поражающей своей силой и красотой Енисей. И нет во всей России реки краше и могущественней, нет воды чище и холодней, чем в красавце - Енисее. А шум его, стачивающего все на своем пути, навсегда поселится в вашем сердце. И где то там, в глубине леса, возле искрящегося синевой Енисея резвиться табун, где сейчас наверняка играют и мои дети.
Я тяжело вздохнул, опуская голову к самой земле. Как жаль что мы лошади, не имели права выбора. Никогда не имели. Мне стоило смириться с тем, что мне не улыбнется удача снова увидеть Россию. Не почувствовать детских рук, вплетающих в гриву березовые сережки, не увидеть стен родного дома, не прижаться мордой к старухе матери, что может быть и померла уже, ведь столько лет прошло. Вместо этого я получил Шотландию, которая мне не нравилась. С ее гигантскими, остролистными деревьями, с ее противным, до тошноты запахом моря и жестким грунтом под ногами. С ее конюхами, говорящими на ломаном, неприятном и режущем слух языке. Неужели больше никогда мне не услышать звук родной речи? Не заглянуть в родные, голубые глаза детей. Не увидеть сияния костров и не услышать пения детских голосов, уводящих табуны орловских рысаков в леса, чтобы там накормить свежей травой.
Здесь не было детей. Я их вообще не видел. Да и людей стоящих тоже, если уж на то пошло. Миниатюрные девицы, что еле еле доставали мне до плеч, да и мужчины не многим выше. То ли наши русские Илюши, Алеши да Владимиры. Хорошие, моложавые, в чьих руках ты прям силу чувствуешь. А тут...Тоска смертная.
Правда вот увидел я тут одного паренька - он резко выделялся на фоне других - был на добрую голову выше или даже две - смотря с кем стоял в общем. Я удивленно воззрился на это явление Христа народу, а тот стал глазеть на меня. Я сдул со лба челку, чтобы лучше видеть и даже к решетке подошел поближе, скептично глядя на этого паренька. Ну да высокий - тощий правда, как селедка, но вроде бы не слабак.
- Ну и чего ты на меня уставился?
Пробурчал я, недовольно закладывая одно ухо. Или что он думал, раз такой большой и крутой, я тут же растаю? Не тут то было. Хотя он ко мне и не подходил толком, лишь отогнал конюхов, а потом куда то убежал, а мне оставалось лишь фыркнуть. Люди такие странные, никогда не поймешь, что твориться в их голове. А вот уже вечером того же дня меня снова потащили в другую конюшню - частную. Я даже удивился - вот чего он на меня так пялился. Оставалось лишь усмехнуться. Ну на этот раз хотя бы мужчина, а то все они мне девчат впечатлительных подсовывали. Правда вот Миша была совсем другая, моя милая бабочка. Но она упорхнула из моей жизни также легко, как и влетела в нее, со своим звонким смехом. Но что толку сейчас грустить - это дела минувших лет. Зато благодаря этому парнишке с рыбьими глазами, я мог теперь снова стоять в соседнем деннике с моей милой Ракелью, и огрызаться на серую, которую пообещал убить при первом же непосредственном контакте. Я до последнего думал, что парнишка сегодня заявится, но этого не произошло.
Зато на следующий день я удостоился чести его лицезреть перед собой. Тут с самого утра уже толпился народ, а потому я не сразу и приметил своего нового хозяина - только по росту и узнал. Ну чтож, придется знакомиться поближе. Он подошел к моему деннику и я снова оглядел его. По крайней мере, мы с ним на одном уровне, где и виды прекраснее и дышится легче, уже от этого можно быть в добром расположении духа. Да и мужчин я больше предпочитал, нежели маленьких фей, которых я боялся задавить. Я услышал шорох пакета и поднял уши, а потом и голос своего хозяина услышал, повернув к нему тяжелую башку и тряхнув гривой.
- Ну здравствуй, новый хозяин.
Гоготнул я, раздув ноздри и ловя его запах, чтобы запомнить как можно лучше - вдруг он со мной надолго? А вот его вопрос мне очень понравился. Яблоки это вообще прекрасно, вот бы еще он мне арбузы доставал, огурцы и морковь с редиской. И тыкву, тыкву я тоже люблю. И груши. Блин, кажется я люблю все. Но яблоки так яблоки. Парнишка открыл дверь денника и осторожно пробрался внутрь, словно опасался.
- Да не бойся ты, смирный я. Если руки распускать не будешь. А то в ответ на такое я обычно распускаю ноги.
Я склонился к его руке и одним махом слизнул с нее яблоко, смачно чавкая. Ракель подала голос из соседнего денника и я повернулся к ней, прижав морду к решетке и протягивая половину зеленого фрукта любимой, с трепетным фырканьем. Когда кобыла угостилась яблоком я нежно лизнул ее в лоб, вновь поворачиваясь к своему мальчишке, горделиво фыркнув, мол видал какая?
А тот снова заговорил и я обернул уши в его сторону.
- Ричард. Как вы любите всякие пафосные имена. Будешь у меня Рич. Так звали знакомого мне пса - добермана, тоже весь такой долговязый. А то больно длинное имя.
Весело ответил я. А вот услышав предложение про погулять махнул хвостом и мотнул головой.
- Гулять ладно, гулять пошли. Пора бы мне разведать эти места наконец. А то мы с Мишей только горы да озеро видели.

Наконец-то выдался свободный денек. Диана со Стефани с самого утра уехали по магазинам, ведь заканчивались распродажи. Распродажа — непонятное веселье для нашего норвежца. Куча людей, все перевернуто вверх дном, каждый хочет урвать себе вещицу получше за цену пониже. Ему же с его барским характером куда приятнее было прийти в бутик, когда никого больше нет, выбрать вещи, попить кофе, все купить и спокойно себе уйти. Никакой суматохи. Курт же вообще работал даже в выходные, как всегда делая наброски новой коллекции. Работяги. Все стремятся куда-то, что-то создают или приобретают. Ричард же как-то устал от всего этого, достала его суматоха, вечные переговоры с какими-то людьми, поэтому он решил, что возьмет выходной прямо посередине недели, ведь это лучшее время, чтобы провести его с конем. Для него созидание сегодня было куда ближе, чем какая-либо деятельность. В выходные приезжают все частники, занимают манежи или идут на побережье, да так, что вообще нигде не протолкнуться. А вот в будний день обычно тренируются спортсмены, да дети после школы. А уж они точно не могут помешать.
Вот и приехал Вагнер сегодня, где-то во вторник, почти даже с утра на конюшню, чтобы провести тихий и спокойный денек на природе с Сабантуем. Он до сих пор еще удивлялся двум вещам: как это Диана смогла затащить его когда-то на конюшню и почему серый все еще его терпит. Нет, спорить не стоит, они даже хорошо ладили. Была и в коне, и в его всаднике частица какого-то отрадного пофигизма ко всему, и из-за этого их тренировки и простые прогулки проходили очень даже ладно. Не было особых ссор, скандалов и прочей фигни. Конечно, они издевались друг над другом и смеялись от души (Ричи правда не очень понимал смех Саба), но в основном между ними царил мир и спокойствие, которому мужчине порой не хватало. Не только с людьми, хотя по большей части так и было, но и с лошадьми, ведь обычно его метод работы с ними был совершенно иной — больше похожий на работу Стефани, хладнокровную и отточенную до мелочей. С Сабом же они прыгали, занимались на плацах, но при этом куда больше времени уделяли разнообразным прогулкам.
И сейчас радостно шел по конюшне, держа в одной руке большой такой пакетик с чем-то непонятным, а в другой пакет поменьше, в котором хранились яблоки. На лице у него была довольная ухмылочка, да и на душе так спокойно и радостно, что он даже никому не сказал, что они его бесят. Вот такой вот чудесный денек намечался.
Наконец взгляд уткнулся на уже знакомый яблочный круп, хозяин которого с неимоверным интересом копался в опилках. Ричард даже замер на месте, стараясь быть как можно более незаметным. Вот интересно, что же за клад с такой тщательностью искал серый в этой новой горе? Иногда норвежцу казалось, что Сабантуй знает о скором приходе своего хозяина и именно поэтому старается по полной прихорошиться: изваляться во всем, что только попадется под руку. И сейчас, когда человек стоял на месте подобно каменному изваянию, дабы лицезреть все действо в полной красе, жеребец, как по заказу, медленно и чинно опустился на свежие опилки, чтобы потом показать себя во всей красе. Такое старание лишь расширило улыбку Вагнера, и он, еще чуть помедлив, решил все-таки дать о себе знать.
— Я смотрю, ты вовсю готовишься к моему приходу? — ухмыльнулся он, кладя большой неизвестный пакет рядом с денником. — Доброе утро.
Сегодня у них было полно времени на все, а посему и торопиться не стоило. Ричик с довольной ухмылкой вошел в денник к своему опилочному чудовищу, вытаскивая из второго пакета яблоко и протягивая ему. Вот ведь конь — вроде весь такой чудесный, прекрасный и величественный, а с этими опилками в гриве смотрится так забавно. Хотя, сегодня ему можно. Они ведь выиграли эти соревнования, пусть совсем и не засчитывали на это. Удивительное ведь дело: ни человек, ни жеребец не собирались кого-то там побеждать, а вышли на состязания лишь для поддержки Дианы и Стефани, да и просто повеселиться от души, проверить, на что они способны после проведенного вместе времени. Ричард, пусть и был опытен, давно не участвовал в соревнованиях подобного рода, ибо посвятил себя работе, а Баунти так вообще считал конкур обычным развлечением. А в итоге вышло так, как вышло, и это было еще более удивительно. Наверное, это все их упорные тренировки — лежание на траве и гуляние по местным окрестностям. Они, конечно, уделяли время и конкурсному плацу, но куда в меньшей мере. И сегодня, совсем скоро после соревнований, Ричи решил, что не стоит им перенапрягаться. Соревнования выиграны, на деннике висит красивая красно-золотая розетка за первое место, а дома стоит золотой кубок, из которого так удобно пить (ну, почти удобно). И если остальные призеры решили заниматься еще более усердно после стартов, то эти двое пойдут совсем по другому пути, ведь им торопиться некуда.
Мальчишка с тихой радостью смотрел, как его огромный жеребец с удовольствием уплетает сочное яблочко, а после похлопал его по шее, причем с таким видом, будто познал тайны вселенной. Ну да, сегодня у него были прямо почти грандиозные планы, ведь конюшня пустовала,  и стоило посвятить в них и Саба.
— Раз уж мы такие крутые спортсмены и всех сделали, — усмехнулся он, выдавая яблочному еще одно яблоко. — как насчет продолжить наши интенсивные тренировки?
Тут он мог даже посмеяться, но решил, что Сабантуй и так все поймет. Нет, вы не подумайте, не собирается он идти ни в какой манеж в столь прекрасный день. Да и прыгать через палочки они сегодня не будут — уже напрыгались на соревнованиях. Сегодня мужчина посчитал, что им надо по полной отдохнуть, развеяться и совершенно позабыть о конкуре хотя бы на день. И, раз уж их программа тренировок под названием "а давай-ка и сегодня заниматься фигней" давала столь прекрасные результаты, нужно было упорно ей следовать, пусть иногда и сложно было слишком долго ничего не делать. Серого нужно было размять, чтобы совсем не отъел себе яблочки на крупе, и для этого как нельзя лучше подходила долгая приятная прогулка, по мнению нашего норвежца, конечно же.
Он кинул еще одно яблоко в кормушку, с интересом глядя на реакцию коня, а потом вышел из денника, чтобы взять его недоуздок. Взгляд на миг вновь упал на розетку. Она столь прекрасно, пусть и одиноко смотрелась на двери денника, что в голову приходила одна смутная мысль — неужели им теперь прийдется выступать на разных соревнованиях? Это пусть и было весело, но достаточно выматывало, а наша пара, как вы знаете, не очень-то любила запариваться и прикладывать уж больно много усилий. Но ведь некоторые особо любопытные в ином случае могут подумать, что эти ребятки просто случайно выиграли хотя почти так оно и было на самом деле, и нужно было поддерживать свой крутой статус победителей. Но все это потом.
Сейчас же Ричард вновь вернулся в денник, с какой-то добродушной усмешкой посмотрел на своего чудесного коня, дожевывающего яблоко с такой усердностью, что сок капал во все стороны, и плавно, без особо резких движений надел на него недоуздок, чтобы после чистки сбежать вместе прочь от этих удручающих четырех стен.
— Давай сегодня сходим в какое-нибудь интересное место, богатырь? — улыбнулся он перед выходом. — А после тебя ждет небольшой сюрприз, я ведь обещал.
Тут он, пройдясь рукой по чумазой морде жеребца, все-таки двинулся вместе с ним прочь от денника, в последний раз с задором косясь на припасенный неопознанный пакет. Да, он ведь обещал притащить после соревнований Сабантую вкусностей, и сейчас там, скрытый от всех, лежал арбуз. Наш норвежец где-то вычитал, сидя один в кабинете, что лошади больно любят эти огромные плоды, ведь в них так много сока. Вот и откопал его где-то для своего коня. Осталось тому только дождаться конца прогулки.